Новый скандал в Богемии - Кэрол Дуглас

– Как у Клементины[19], – таинственно сказала Ирен. – Огромные башмаки.

– Ну, на бумажке был написан не размер ботинок, а заклинание. Так что, по-вашему, случилось, когда Голем не впал в забытье в Субботу?

Аллегра выглядела усталой и часто моргала. Видимо, было уже слишком поздно для старинных легенд, в которых не всегда удается различить смысл.

– Он превратился в тыкву? – предположила Ирен.

– Нет, он рассвирепел. Он в бешенстве вырывал с корнем деревья и крушил все вокруг.

– Как то существо, которое вы видели! – воскликнула Аллегра.

– Совершенно верно. Как то существо, которое видели мы с Годфри. В легенде говорится, что раввин страшно испугался, догнал Голема и вытащил бумажку с заклинаниями у него изо рта. Глиняная фигура упала на землю и разбилась. Говорят, что ее кусочки до сих пор лежат на чердаке Старо-Новой синагоги.

– Волнующая история! – сказал Годфри. Он выпустил колечко дыма и передал сигарету Ирен. Как негигиенично! Хотя у женатых людей есть куда более негигиеничные занятия.

– И это только одна из версий, – добавила я, откидываясь на спинку кресла. На лицах моих внимательных слушателей появилось удивленное выражение.

– Так существует несколько легенд? – спросила Ирен. – Вот досада!

– Вторая версия связана с политикой.

– Политикой? – Годфри выпрямился и приготовился внимательно слушать.

– Да, так и есть, – ответила я и поспешила продолжить свой рассказ, пока меня никто не перебил: – Ходят слухи, что Голема уничтожили после встречи раввина с императором Рудольфом Вторым. Король так увлекался мистикой, что его даже называли Безумным. Он перенес имперскую резиденцию в Прагу и приглашал сюда алхимиков и сумасшедших астрономов. В тысяча пятьсот девяносто втором году рабби бен Бецалеля тайно привезли в покои императора. Чем закончилась их беседа, нам неизвестно. Говорят, король пообещал раввину, что если тот обездвижит Голема, нападения на гетто прекратятся. Еще говорят, что, вернувшись из Пражского замка, рабби Лёв велел Голему отныне спать на чердаке Старо-Новой синагоги, где его и создали. На тридцать третий день после еврейской Пасхи раввин с двумя помощниками поднялся на чердак и семь раз обошел вокруг спящей фигуры, произнося магические заклинания. И к концу седьмого круга жизнь окончательно покинула Голема. С тех пор его никто не видел, но некоторые люди верят, что он по-прежнему лежит там, ожидая своего часа.

Теперь все слушали меня очень внимательно.

Я повернулась к Аллегре:

– А что касается Золушки, я должна добавить, что, по одной из версий легенды о Големе, глиняный человек влюбился в юную дочь раввина. Бен Бецалель испугался и вытащил изо рта чудовища бумажку с волшебными словами, и с тех пор Голем спит и видит сны о прекрасной девушке.

– Как это печально! Неудивительно, что бедное создание бродит по улицам, – вздохнула Аллегра. В ее юном сердце было столько сострадания!

Ирен сказала с улыбкой:

– Похоже на творение самого Франкенштейна.

Годфри нахмурился и добавил:

– Разве Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» не изобразил еще одно чудовище – отвратительного горбуна Квазимодо? В некоторых вариантах романа его создал колдун Фролло. Этот горбун возжелал прекрасную Эсмеральду, красавицу цыганку.

Ирен кивнула:

– В каждом произведении искусства прячется старая легенда. Как жаль, что вы не сорвали маску с этого Голема, когда увидели его. Интересно, что или кого вы нашли бы под ней?

Аллегра вздрогнула:

– Не хотела бы я знать! Слава богу, что я была в поезде с миссис Нортон, а не блуждала по улицам Праги с мистером Нортоном, мисс Хаксли и этим… существом.

– Ты слишком молода, Аллегра, – сказала Ирен строже, чем обычно. – Для тебя существует только черное и белое. Лучше пожалеть это несчастное создание, чем бояться его. Под личиной знаменитого чудовища, – добавила она зловещим тоном, – часто скрывается мученик.

Глава девятнадцатая

Королевский гамбит

Следующим утром Годфри приказали явиться в Банк Богемии и предоставить отчет о своих достижениях. В записке, которую прислал мистер Вернер, обо мне не было ни слова.

Немного расстроенная, я осталась со своей предприимчивой подругой. А она, когда была предоставлена самой себе, всегда замышляла что-нибудь рискованное.

– Пусть мужчины ведут свои мужские разговоры! – сказала она, когда я заглянула к ней в апартаменты. – У нас есть дела получше.

– Какие, например?

Ирен взглянула на Аллегру, которая сидела у окна, и наклонилась ко мне:

– Мы должны организовать аудиенцию у ее величества королевы Богемии.

– Мы?

– Ты была вместе со мной, когда королева просила меня о помощи. Она встретится с нами и увидит, что я… совсем другая, и твое присутствие внушит ей доверие.

– Да, я как нельзя лучше для этого подхожу. А что мы будем делать с Аллегрой?

Я надеялась, что Ирен все же проявит здравый смысл, но она безапелляционно заявила:

– Аллегра пойдет с нами. Три женщины, одна из которых еще совсем девочка, – такой состав идеально подойдет для столь незначительного светского визита и не вызовет подозрений.

– Но ведь она действительно совсем дитя. Как же ты можешь втягивать ее в свои скандальные интриги?

Ирен пожала плечами:

– Если девушка узнает о таких интригах в раннем возрасте, это защитит ее от них в будущем.

– Королеве Богемии подобное знание не особенно помогло.

– Ах! Но ведь она совершенно не в курсе интриг, иначе не стала бы просить нас о помощи. – Я хотела было возразить, что меня королева о помощи не просила, но Ирен ловко поменяла тему разговора: – Что ты думаешь о короле?

– Ничего нового. Внешне Вилли производит большое впечатление, но он невнимателен и небрежен к другим людям, а чуткость – одно из главных качеств джентльмена.

– Мне он теперь кажется особенно напыщенным и самодовольным!

– Ирен, ты, как всегда, читаешь мои мысли! Вильгельм фон Ормштейн, конечно, могущественная личность, тут он не изменился. Но теперь я знаю, что за человек скрывается под монаршим обличьем. Он обращался подло не только с тобой…

– Правда? – Мои слова воодушевили Ирен.

– Он безразлично относится и к бедняжке королеве, – продолжала я, – а она настолько лишена воображения, что не понимает, почему он пренебрегает ею…

– Вот именно, Нелл! – кивнула Ирен.

– Меня он вообще никогда не замечал, словно я предмет мебели, и вчера вечером было точно так же. Он совершенно не изменился.

– Ты так считаешь?

– А ты разве нет?

– Да, я согласна. Однако он не узнал меня – вот что странно.

– Ирен! Но как же он мог тебя узнать? Ведь ты пустила в ход все свои театральные уловки, специально чтобы он ни о чем не догадался. И тебе удалось его обмануть. Так почему же ты теперь расстроена?

– Я не расстроена, Нелл, – возразила мне подруга. – Я заинтригована. Не важно, как я изменила свою внешность и во что была одета; Вильгельм фон Ормштейн должен был узнать меня, если, конечно, в нем еще осталось хоть что-то человеческое.

– Дорогая Ирен! Я не сомневаюсь ни в твоем умении маскироваться, ни в том, что ты произвела впечатление на короля Богемии и, по правде говоря, на всех мужчин на приеме. Тебе отлично удается и то и другое. Но с чего бы королю тебя помнить спустя почти два года, ведь теперь он женат. К тому же ты разоделась, как испанская танцовщица.

– Испанская танцовщица? Нелл, ты обижаешь меня.

– Прости, Ирен, временами ты можешь быть неуловимой и незаметной, но волосы цвета вороного крыла слишком бросаются в глаза.

Моя подруга шутливо надула губки и горделиво погладила свои блестящие локоны:

– По крайней мере, Годфри новый облик очень даже нравится.

Я вздохнула:

– Может быть, Годфри и образец совершенства, но, думаю, он все же типичный представитель своего пола. Когда он увидел тебя в совершенно другом образе, его тяга к разнообразию была удовлетворена без угрозы для брака.

– Какое глубокое наблюдение, Нелл, – ухмыльнулась Ирен. – Ты отлично разбираешься в житейских проблемах. Как хорошо, что я утащила тебя из гадкого Парижа в этот старый скучный город!

– Он старый, но не такой уж скучный, на мой вкус.

– Вы говорите о короле? – спросила Аллегра, подсаживаясь к нам на диван. – Мне он как раз показался совершенно, невыносимо скучным, хотя раньше я не встречала королей. И конечно, как вы правильно заметили, мисс Хаксли, он уже старый. Наверное, я слишком многого ожидала от встречи с августейшей особой.

Мы с Ирен уставились на Аллегру. Старый? Но ведь ему всего тридцать один год! Они с моей подругой ровесники! Судя по следующей реплике Ирен, она подумала о том же самом:

– Моя дорогая «сестренка», с годами ты поймешь, что возраст – понятие относительное. Король Богемии сейчас в самом расцвете сил.